Мила, 38 - 1 октября 2010 13:37

Он сидел на подоконнике, таком большом и широком, и смотрел в окно. Бывало, что он часам не покидал своё излюбленное место – обхватив колени руками, смотрел на мир за окном, на людей, одетых в чёрные одежды, которые были все такие одинаковые, холодные, безразличные, смотрел на машины, мелькавшие по дорогам, несущиеся лишь в им одним ведомом направлении, смотрел на небо, серое, сплошное, низкое, с которого падали большие крупные снежинки…

Он очень любил снег. Снег как воплощение замёрзшего дождя, который приобрел волшебные формы, окрасился в белоснежный цвет, и плавно, качаясь на ветру, падал на землю, заботливо укрывая её в мягкое, пуховое покрывало. Укрывая все те чёрные и серые дома, крася их в белое, укрывая мёртвые деревья, которые на самом деле спали, и эта смерть была лишь временной, лишь иллюзией, но такой правдоподобной.

И рядом с ним всегда стояла кружка чая. Такого вкусного, горячего, согревающего. Бывало, он отвлекался от мира за окном, и, протянув бледные ледяные ладони к своей любимой кружке, держал некоторое время её зажатой в руках, глупо надеясь согреть ладони, а потом подносил к носу, вдыхая приятный аромат. Он всегда добавлял в чай различные травы. Будь то смородина, или душица, или, быть может, зверобой… А иногда просто малиновое варенье. И лишь насладившись приятным запахом, он подносил кружку к губам, медленно глотал жидкость, и ощущал временное тепло, разливающееся по всему телу изнутри. Пускай, через пять, или десять минут это тепло исчезнет, но эти мгновения – они того стоили. Стоили, чтобы каждый день выпивать множество кружек, полных, больших, чтобы выпивать не менее литра чая, превратив это в лёгкую зависимость. Конечно, можно было прожить и без него, но более ничего не грело. А ему очень хотелось тепла.

И, выпив чай, он вновь начинал смотреть за окно. А там ничего не изменилось: всё те же люди, всё те же машины, всё тот же белый, чистый снег… Вскоре зажигались первые фонари. Их оранжево-золотой свет заливал собой весь «заоконный» мир, превращал мир в сказку. Но не делал его теплее. Потом наступала ночь. Он любил её больше всего. В это время приходили сны. Сказочные, волшебные, обыденные, либо страшные… а иногда простое временное забвенье. Да и забвенье ли то было?..

Так он и жил, день за днём, неделя за неделей. Время летело подобно падающим снежинкам. А он всё жил в своём сказочном мире, несуществующем, и с каждым мгновением был всё холоднее к этому миру… Все удивлялись ему, его холодности, заморозившей всё тело, не пропускавшей тепло даже в самых тёплых помещениях. А потом холод прокрался в его сердце, и сковал цепями льда, заморозил изнутри, вместе с надеждами, мечтами, фантазиями, и тем удивительным миром, что был у него в душе…

Он больше не думал о друзьях, пропадавших всегда неожиданно и забывавших о нём надолго, пока он не становился надобен. Не думал о любви, которой у него никогда не было, да и вообще, могла ли она коснуться сердца того, кто верит в несуществующее, кто живёт в сказке, но не жизни? Не думал он и об одиночестве, его вечном спутнике, самом верном собеседнике, и главном враге. О людях, которым никогда не увидеть, что надето под маской… Его больше не касались ни эти мысли, ни его самые сокровенные мечты.

Прошло время. Вскоре он стал жить в новом месте: там была вечная зима. Не было больше ни спешащих людей, ни надоедливых машин, ни снега, ни фонарей. Были лишь холодные тёмные звёзды и северный ветер, поющий о чём-то своём… И превратился он в Принца Льда. Он называл себя так. Людей не переставала удивлять его бледность, холодность, равнодушие. Не всех людей, конечно, а лишь тех, кому было нечем заняться, или просто тех, кому было любопытно. Но никто не видел пустоту в глазах Принца Льда. Пустоту, смешанную с мёртвым отчаяньем.

И жил Принц Льда в ледяном замке. В нём никогда не зажигался огонь, туда никогда не заглядывало тепло. Оно здесь было ненужно – Принц Льда больше не умел чувствовать ничего, кроме холода…

А в том былом мире месяц сменялся месяцем, таял снег, возвращались птицы и пели по утрам, появлялись первые листья на деревьях, на земле светили подобно солнцам одуванчики, с каждым днём становилось теплее и теплее. Потом листья желтели, опадали, шли дожди, так любимые когда-то Принцем, замерзали лужи, падал первый снег, и наступала вновь зима.

А на окне заброшенного домика одиноко покоилась кружка, холодная, пустая, но до сих пор хранящая запах чая. Она также всё холодела и холодела, и очень тосковала по холодным, ледяным ладоням, которые могли бы её согреть своим холодом, как это ни странно, мечтой, надеждой… Но не было тех рук, кружка так и стояла на прежнем месте с какой-то глупой надеждой. И год сменялся годом, и вскоре случайный зверь уронил кружку с окна, и она разбилась. Так сладко, и одновременно пронзительно и горько, подарив стенам последний крик, эхом пронесшийся по комнатам, и замолчавший навсегда. Она рассыпалась на множество осколков, и в доме вновь воцарилась абсолютная тишина и пустота. И холод. Не было теперь ничего, что могло бы вспомнить о былом тепле и былом счастье. Больше не было ничего.

Но в мире Принца ничего не изменилось: зима была там вечна. Люди старели, уходили, а Принц даже не изменился. Он был подобен ледяной скульптуре, которая не способна измениться, подобен холодному и идеальному мрамору. Но бездушному. И долго он ещё так жил, в полном одиночестве, не смотря на толпу любопытных и сторонящихся, но длилось это до тех пор, пока случайный ребёнок на улице не всучил ему в ладони.. стакан чая. Нет, кружку горячего чая. Какая разница? Неважно. Но что-то колыхнулось в душе Принца, и он впервые заметил, что с неба падает снег… холодного, серого, низкого неба. Но такого знакомог�